(1)Я сидел в ванне с горячей водой, а брат беспокойно вертелся по
маленькой комнате, хватая в руки мыло, простыню, близко поднося их к
близоруким глазам и снова кладя обратно. (2)Потом стал лицом к стене и
горячо продолжал:
– (3)Сам посуди. (4)Нас учили добру, уму, логике – давали сознание.
(5)Главное – сознание. (6)Можно стать безжалостным, но как возможно,
познавши истину, отбросить её? (7)С детства меня учили не мучить
животных, быть жалостливым. (8)Тому же учили меня книги, какие я прочёл,
и мне мучительно жаль тех, кто страдает на вашей проклятой войне. (9)Но
вот проходит время, и я начинаю привыкать ко всем страданиям, я чувствую,
что и в обыденной жизни я менее чувствителен, менее отзывчив и отвечаю
только на самые сильные возбуждения. (10)Но к самому факту войны я не
могу привыкнуть, мой ум отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно. (11)Миллионы людей, собравшись в одно место и стараясь
придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем
одинаково больно, и все одинаково несчастны – что же это такое, ведь это
сумасшествие?
(12)Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими
близорукими глазами.
– (13)Я скажу тебе правду. – (14)Брат доверчиво положил холодную
руку на моё плечо. – (15)Я не могу понять, что это такое происходит.
(16)Я не могу понять, и это ужасно. (17)Если бы кто-нибудь мог объяснить
мне, но никто не может. (18)Ты был на войне, ты видел – объясни мне.
– (19)Какой ты, брат, чудак! (20)Пусти-ка ещё горячей водицы.
(21)Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать
знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть всё знакомое, простое,
обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены со знакомым
рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные на полках.
(22)Я снова буду заниматься фотографией, снимать простые и тихие виды и
сына: как он ходит, как он смеётся и шалит. (23)И снова буду писать – об
умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире.
(24)А то, что он сказал, было участью всех тех, кто в безумии своём
становится близок безумию войны. (25)Я как будто забыл в этот момент,
плескаясь в горячей воде, всё то, что я видел там.
– (26)Мне надо вылезать из ванны, – легкомысленно сказал я, и брат
улыбнулся мне, как ребёнку, как младшему, хотя я был на три года старше
его, и задумался – как взрослый, как старик, у которого большие и тяжёлые
мысли.
(27)Брат позвал слугу, и вдвоём они вынули меня и одели. (28)Потом я
пил душистый чай из моего стакана и думал, что жить можно и без ног, а
потом меня отвезли в кабинет к моему столу, и я приготовился работать.
(29)Моя радость была так велика, наслаждение так глубоко, что я не решался
начать чтение и только перебирал книги, нежно лаская их рукою.
(30)Как много во всём этом ума и чувства красоты!
(По Л. Андрееву*)
*Андреев Леонид Николаевич (1871–1919) – прозаик, драматург,
публицист, представитель Серебряного века русской литературы.