(1) Я поехал учиться в Москву. (2) В те годы поезда из наших краёв шли до Москвы трое суток, так что
времени для выбора будущей профессии было достаточно, и я остановился на философском факультете
университета.
(3) Не испытывая никакого особого трепета, я пришёл в университет на Моховой, поднялся по лестнице и,
следуя указателям бумажных стрел, вошёл в помещение, уставленное маленькими деревянными столиками. (4)
За столиком с названием «Философский факультет» сидел пожилой мужчина в белой рубашке с грозно
закатанными рукавами. (5) Никто не толпился возле этого столика, и тем безудержней я пересёк это
пространство, как бы выжженное философским скептицизмом. (6) Я подошёл к столику. (7) Человек, не
шевелясь, посмотрел на меня.
– (8) Откуда, юноша? – спросил он голосом, уставшим от философских бесед.
– (9) Из Чегема, – сказал я, стараясь говорить правильно, но с акцентом. (10) Я нарочно назвал дедушкино
село, а не город, где мы жили, чтобы сильнее обрадовать его дремучестью происхождения. (11) По моему
мнению, университет, носящий имя М.В. Ломоносова, должен был особенно радоваться таким людям.
– (12) Это что такое? – спросил он, едва заметным движением руки останавливая мою попытку положить
на стол документы.
– (13) Чегем – это высокогорное село в Абхазии, – доброжелательно разъяснил я.
– (14) Абхазия – это Аджария? – спросил он как-то рассеянно, потому что теперь сосредоточил внимание на
моей руке, держащей документы, чтобы вовремя перехватить мою очередную попытку положить
документы на стол.
– (15) Абхазия – это Абхазия, – сказал я с достоинством, но не заносчиво. (16) И снова сделал попытку
вручить ему документы.
– (17) А вы знаете, какой у нас конкурс? – снова остановил он меня вопросом.
– (18) У меня медаль, – расплылся я и, не удержавшись, добавил: – (19) Золотая.
– (20) У нас медалистов тоже много, – сказал он и как-то засуетился, зашелестел бумагами.
– (21) А вы знаете, что у нас обучение только по-русски? – вдруг вспомнил он, перестав шелестеть бумагами.
– (22) Я русскую школу окончил, – ответил я, незаметно убирая акцент. – (23) Хотите, я вам прочту
стихотворение?
– (24) Так вам на филологический! – обрадовался он и кивнул: – (25) Вон тот столик.
– (26) Нет, – сказал я терпеливо, – мне на философский.
(27) Человек погрустнел, и я понял: можно положить на стол документы.
– (28) Ладно, читайте. – (29) И он вяло потянулся к документам.
(30) Я прочёл стихи Брюсова, которого тогда любил за щедрость звуков:
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришёл к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу!
– (31) И правильно сделал, – сказал он, подняв голову и посмотрев на меня.
– (32) Почему? – спросил я, оглушённый собственным чтением и ещё не понимая, о чём он говорит.
– (33) Не заводите себе таких друзей, – сказал он не без юмора.
(34) Я растерялся, и, кажется, это ему понравилось.
– (35) Пойду узнаю, – сказал он и, шлёпнув мои документы на стол, поднялся, – кажется, на вашу нацию есть
разнарядка.
(36) Как только он скрылся, я взял свои документы и покинул университет, потому что обиделся за стихи и
разнарядку. (37) Пожалуй, за разнарядку больше обиделся. (38) В тот же день я поступил в Библиотечный
институт, который по дороге в Москву мне усиленно расхваливала одна девушка из моего вагона.
(По Ф.А. Искандеру*)
*Фазиль Абдулович Искандер (1929–2016) – известный прозаик, поэт, журналист, родился в Абхазии.
